История Артема Часть 2 Понятно, что легче кокетничать с женщиной, которая уже показала свою…

История Артема

Часть 2

Понятно, что легче кокетничать с женщиной, которая уже показала свою слабость, чем копаться в отношениях с мамой, которая какой была, такой и осталась. А с другой стороны, фигура поменялась, и по «кривой контакта» мы продвинулись почти до проекции, уж что-что, а свой интерес ко мне он различил (хотя и не очень осознал…). Его кокетство – знак возросшей уверенности в себе, и я решила, что пора ему напомнить про контракт и вернуться к прояснению его запроса к терапии.

Артем явно удовлетворен своей «победой» и в принципе ничто не мешает ему на этом остановиться. В противном случае, если он продолжит «лечиться» в том же духе (на моём энтузиазме и не трогая себя за «больные места»), мне ничего не останется, как снова и снова возвращать его к сознаванию способа взаимодействия со мной – постоянно ставя под сомнение мою компетентность и обесценивая моё участие – и его бесперспективность: я не хочу оставаться «девочкой для битья» и если это единственное, зачем он приходит, то я готова признать свое бессилие помочь ему и приостановить нашу работу до той поры, пока он не решится на более продуктивное взаимодействие. Придется мне сделать то, чего он так боится: прекращаю отношения, когда они меня не устраивают и переживаю расставание. Грустно, конечно, но удовлетворять его невротические потребности я не стану, тем более, что даже в это удовлетворение он «вкладывается» еле – еле. Посмотрим, как он отреагирует на такую перспективу и сможет ли принять мои резоны.

Так я и поступила. «Пожаловалась» на свои трудности в такой ситуации, усталость, опасность непродуктивной траты его времени и денег и предложила сосредоточиться на этом как на проблеме либо подумать о завершении работы.

Он согласился с моими словами, похвастался что ему стало лучше, он начал интересоваться жизнью и даже добился решения давно «висящего» вопроса на работе. И предложил еще три встречи!

Мне от умиления захотелось что-то подарить ему на память. Как вещественный знак его силы и власти. Я же согласилась на эту «пытку апельсинами»!

Следующую встречу, которая должна быть через две недели, я пропустила. А вот забыла! Между прочим, первый раз в жизни… В чем моё сопротивление? А неохота быть снова бесполезной. Я начала на него злиться, при этом он был мне симпатичен своей вежливостью, иронией, и я ему просто сочувствовала. Именно моего сочувствия он никак не принимал, просто удивлялся, чего это я, сам-то он ничего не чувствовал во время своих рассказов. Причем, именно это отвержение моей поддержки и было для него поддержкой, он снова доказывал себе, что ни в ком не нуждается. Видимо, мой пропуск был отыгрыванием, оставаясь во власти интроектов, я сдержала изрядное количество злости и усталости. Пропуская сессию, я хотела ему сказать, что могу расстаться с ним, что я не нуждаюсь в нем настолько, чтобы наступать на свои чувства усталости и злости.

А дальше наступило «время перемен».

На следующей встрече он рассказал о своем отце – деспоте и психопате, который был занят только конкуренцией с матерью и своим профессиональным «величием». Рассказал о появившихся теплых чувствах к матери, жалости к ней, которые сдерживались страхом, что она начнет «садиться на шею», если почувствует его тепло, а он не сможет отказать и будет вынужден делать для нее все больше и больше.

При этом Артем уверен, что его мать на все для него готова и это добавляет ему стыда и вины перед ней, особенно, когда приходится ей в чем-то отказывать. Кстати, Артем ничего от нее не принимает и пока эта готовность только на словах.

Я предложила Артему согласиться на некоторые ее предложения, чтобы проверить ее посулы, это внесет в его образ матери большую ясность и реалистичность. А он взял и согласился!

Его чувства и отношение к матери амбивалентны: он зол на нее и недоволен, но в то же время у него есть тепло к ней, которое важно сохранить. Причем ни тот, ни другой полюс не находят своего выражения в отношениях с ней, что удерживает его в «невротической тенденции» – на полпути и туда, и сюда.

Артем обратил внимание, что эта встреча не такая, как предыдущие. Он более доступен и открыт, мы смогли затронуть важные темы в его жизни. Сказал, что сам себе немного удивлен, но ему приятно… Я была удивлена и растрогана, чего не скрыла. Артем немного смутился и тут же предложил меня подвезти. Я отказалась: не стоит смешивать границы отношений, тем более, что такая «прыть» скорее признак попыток «выбить» меня из терапевтической позиции в «просто женскую», где теперь он чувствует себя увереннее. Это первый сигнал благополучного проживания фазы безопасности в наших отношениях и перехода к следующей фазе, привязанности.

Похоже, мой пропуск «повлиял». Артем «испугался», что я «покину» его раньше, чем он будет готов расстаться. Он «решил» «подкормить» меня тем «кормом», который мне «нравится», чтобы сохранить наши отношения, пока он не будет готов их прервать. Риск прерывания отношений заставил его решится обнаружить привязанность, хотя бы косвенно, преодолев сомнения и стыд. Для него это действительно рискованный шаг, в его родительской семье подобного рода действия могли быть встречены как угодно – от насмешек до навязчивого «цепляния» за него.

Следующая встреча. Артем сказал, что стал чаще думать о матери, с жалостью и теплом замечать, что она стареет. Пожаловался, что умом понимает необоснованность ее претензий, но каждый раз чувствует себя виноватым и злится на нее за это. С грустью признал, что вина – его основное чувство в отношениях с матерью, и он не видит смысла копаться в этом, потому что так было всегда. Я обратила его внимание на начало нашей сессии, на печаль и жалость, он согласился, что начал он с этого, но как-то привычно перешел на вину и злость. Тогда я спросила, какие чувства для него тяжелее и он с удивлением заметил, что печаль и жалость труднее вины. Через минуту он недоверчиво и несколько ворчливо спросил, не хочу ли я сказать, что он сам может выбирать свои чувства. Именно это я и хотела сказать.

Более подробно рассказывал об отце, о бесконечной борьбе за власть между родителями, к которым Артем никогда не обращался со своими затруднениями или радостями, он привык до всего доходить своим умом, постоянно сомневается, а прав ли он. Это был долгий и печальный рассказ, в конце которого он чувствовал себя гораздо менее напряженным, чем обычно. Пару раз спросил меня, меняется ли моё отношение к нему, он не привык рассказывать женщинам о своей семье из страха, что те сочтут его слабаком. Моё отношение, конечно, менялось, но вовсе не в сторону его обесценивания, а в сторону большего уважения и сочувствия к нему. Такой ответ его скорее расстроил, чем обрадовал, именно таким он и видит отношение к слабаку. А как относятся к сильному мужчине? Его боятся. Тут уж я не сдержалась и прямо ответила, что моё отношение к мужчинам сильно отличается от отношения к ним же его матери, а он, к счастью, далеко не так похож на своего отца, как думает.

Артем оживился. А я в самом деле считаю, что очень похож на него, и это ужасно. Он негодяй.

Однако, с женой ведешь себя почти также как он.

Точно. Как же так получается? Честно говоря, я всегда считал, что нет никакого проку возвращаться в прошлое – все равно ничего не исправишь.

А оказывается оно не такое уж и прошлое?

К сожалению…

На прощание он пожаловался, что становится каким-то сентиментальным.

Что в этом плохого?

Странно это и не похоже на меня. А вдруг я таким и останусь? Может это и есть влияние?

Ну конечно влияние. Я не скрываю своих чувств рядом с вами, внимательна к тому, что вы говорите и как себя чувствуете, и вы начинаете приоткрывать свои переживания. Все в вашей власти: не захотите – опять закроетесь.

И то правда.

Повеселел.

Наше время истекло, и он ушел в раздумьях.

У меня снова ожила надежда, что он это все «пожует» между сессиями.

Рано я начала надеяться на «проработку детско – родительских отношений». Следующая встреча прошла с одной стороны, в непрерывных «не думал» и «не знаю» по поводу мамы–папы-одиночества-жены, а с другой стороны Артем кокетничал со мной напропалую и предложил продлить терапию еще на три сессии. Если переводить это на профессиональный язык, то на этом этапе мне удалось поддержать своим вниманием и сочувствием его детскую часть, что позволило окрепнуть и проявиться его взрослой мужской части в отношениях со мной. Артем постепенно выходит из слияния, окаменение проходит, он даже проявляет инициативу в отношениях со мной.

Женщина оказалась для него не так опасна, как он ожидал. Я думаю, имели значение несколько факторов. Во-первых, моё терпение в отношении его замкнутости и настороженности, принятие его таким «неудобным», какой он сейчас есть. Во-вторых, раскрытие моих чувств усталости и раздражения, и предоставлением ему свободы выбора относительно продолжения–завершения наших отношений, моя готовность остановиться, когда мне «надоест». В-третьих, дозированная ответственность, которая увеличивалась постепенно, пропорционально его готовности вступать в отношения со мной. В-четвертых, моя открытость в бессилии и признании его контроля над ситуацией, что способствовало восстановлению его уверенности в себе и, наконец, угроза разрыва и повторения травматической ситуации, заставившие его рискнуть соприкоснуться со своими чувствами в результате чего он смог принять поддержку и его «опасения» относительно контакта со мной (начну я его унижать или чего-то требовать для себя) не оправдались.

Именно этого опыта он был лишен в детстве, когда из слабости детства он оказался сразу перед требованиями взрослости, несообразных его возрасту, что привело к неудачам и постоянным сомнениям в себе и своих действиях и стыду за возможный неуспех. А неуспех в такой ситуации ему был просто гарантирован.

Этот опыт послужил развитию позитивного переноса, который сменил негативный и амбивалентный на предыдущей фазе.

С другой стороны, ему удалось соприкоснуться с чувствами, давно «похороненными», причем это произошло несколько неожиданно для него самого, более того, он осознал, что именно «этими переживаниями» и занимается психотерапия. Это усилило его тревогу, и отбросила нас назад. Он высказал опасение, что не сможет говорить о своих чувствах так, как это «нужно», а уж тем более «работать» с ними. Вернулся страх испытать стыд в отношениях со мной.

Вполне понятна его остановка на фазе привязанности, особенно в перспективе длительной работы, то есть длительных отношений, и нежелание допускать меня ближе к своей жизни. Когда отношения становятся устойчивыми и намечается их развитие, он теряет свободу, злится на себя и стремится выглядеть независимо, вплоть до обесценивания женщины и отношений с ней. Это создает в нем сильную амбивалентность, напряжение, которого он хочет избежать со мной. У него уже есть такие отношения с женой и одновременно «тянуть» двое отношений он не хочет.

Возможно, в наших отношениях он чувствует некоторый соблазн, поддаваться на который ему опасно, соблазн, грозящий повторением его хронической травмы нестабильности и ненадежности привязанности женщины. Отношения с женой продолжаются постольку, поскольку он уже пережил разочарование в ней как в материнской фигуре и вышел на контрзависимую мстительную позицию, которую и отыгрывает.

Во мне он еще не разочаровался, поэтому боится продолжения, грозящего ему и риском разочарования и риском дальнейшего очарования и актуализацией его фрустрированных потребностей в защите и привязанности.

В течение следующих трех встреч мы никуда не продвинулись. Он не возвращался к темам жены и родителей, преимущественно «ничего не знал», однако много кокетничал со мной, на что я и обращала его внимание. Он признал, что я ему интересна, он с удовольствием получает моё внимание, но это не то, за что он готов платить деньги. Признал, что ему понадобилось время, чтобы проверить, достаточно ли он свободен, благополучна ли его жизнь. Все хорошо, проверка его удовлетворила. На прощание Артем поблагодарил меня, сказал, что мог бы обратиться ко мне в случае необходимости еще раз, но подозревает, что такой необходимости не будет.

Ну что тут скажешь… В конце концов, моей задачей является не экзаменовка клиента на качество сознавания происходящего, а помощь в улучшении его состояния. А это достигнуто. Мне удалось ответить на невысказанное послание клиента, «подкормить» его «голодную» и к моменту нашей встречи озлобленную детскую часть, что сделало менее актуальными и его вспыльчивость и напряжение в отношениях с женой. Идти в сторону прояснения происходящего у него в семье и изменений в их совместной жизни он не захотел.

Я сделала все, что могла, не нарушая границ клиента и не подменяя его желания своими. Невротики хороши своим терпением, способностью выдерживать длительное напряжение, их защиты ригидны, но надежны. К сожалению, именно эти замечательные качества часто вынуждают их заканчивать работу на полдороге, добившись первого улучшения или развивать сильное сопротивление любому вмешательству в их внутренне пространство, пусть неудобное, но стабильное и знакомое. Работать с невротиком, которого не «приперло» – дело почти безнадежное. Ни мотивации тебе, ни сотрудничества. Учитывая все это, я и не пыталась «тащить в счастье» Артема и осталась вполне довольна нашей работой.

Еще у меня было смутное подозрение, что в его жизни неизбежны изменения и я не исключала возобновление терапии.

Так и вышло. Он появился через три месяца совершенно потерянный и отчаявшийся. От прежнего замкнутого, ироничного, телесно скованного и малоподвижного Артема не осталось и следа. Она его бросила. Проста так пришла и сказала – уходи жить к маме, я с тобой развожусь. Два основных вопроса, на которые он хотел получить ответ, были про то, что ему теперь делать, и как это получилось. Целый час он говорил быстро и сбивчиво, однако, в конце нам удалось сформулировать версию случившегося.

Случилось невозможное. Его контроль не сработал. Тот способ, которым мать неизменно удерживала его рядом – требования и обесценивания – не оправдал себя. Его жена сделала то, что он никак не мог совершить: позаботилась о себе и прервала отношения, которые ее не удовлетворяли, вместо того, чтобы продолжать заслуживать его благосклонность самоотречениями. После этого он немного успокоился, а я в который раз подивилась способности невротиков сохранять контакт с реальностью даже в критические моменты. Артему плохо, он хочет что-то сделать с этим состоянием, и на все согласен, лишь бы я помогла ему. Он ничего не понимает, не знает, что делать и просит каких-то рекомендаций, как ему выдержать все это.

Момент разрыва слияния всегда тяжел. Чувства в полном беспорядке, обида, злость, отчаяние смешаны в один клубок, теряется ощущение собственной целостности и непрерывности. Мы назначили следующую встречу через три дня. За это время я просила его не оставаться по возможности в одиночестве, записывать свои чувства так, как они в нем сменяются, при необходимых контактах с женой не пытаться втягивать ее прояснения отношений.

Понятно, что заниматься анализом причин происшедшего и проживать прошлые травмы сейчас совершенно неуместно. Первым делом необходимо как-то принять случившееся, найти способ сосуществовать со своими чувствами и выражать их.

Продолжение — сегодня в 3-й части…

❤ С заботой о Вас, [club50106785|Психология | Эзотерика | Йога]