vedun
10 МИФОВ О ЯЗЫЧЕСТВЕ (часть2)
Миф номер 3: «язычники занимаются ерундой: глупо поклоняться Перуну и падать ниц перед деревянными идолами»
Те, кто выдвигает этот аргумент, могут немало удивиться, узнав, что со второй половиной этой фразы язычники и спорить не стали бы. Действительно, глупо поклоняться Перуну. Точно так же, как глупо поклоняться поп-звезде, начальнику, Чебурашке и вообще кому бы то ни было. По меркам эволюции жизни на Земле, человек обрел способность к прямохождению не настолько давно, чтобы это занятие успело наскучить. Среди язычников весьма распространено убеждение, что языческим богам не нужно поклоняться, их достаточно просто чтить. Да и богам, как их представляют себе современные кудесники, был бы неприятен вид унижающихся людей — сильным, смелым и гордым богам было бы важнее видеть в людях свое продолжение, учеников и соратников. Готовых, в том числе, и самим стать в один ряд с богами, а где-то даже и посоперничать с ними.
Язычники видят в каждом их своих богов не грозного самодура, хозяина и господина, которого нужно упрашивать или задабривать, а в первую очередь своего родича, давнего предка, ведь язычники называют себя внуками Даждьбожьими. Кстати, язычники в основном охотно соглашаются с вполне материалистической концепцией происхождения религий из почитания прежде живших на земле реальных людей. В самом деле, отчего бы и не почитать прапращуров, от которых пускай не осталось ни имени, ни могильного камня, зато лучшим памятником остались мы сами и унаследованная нами культура.
Ключевым для язычества является представление о том, что между человеком и богом(-ами) нет непреодолимых границ или какой-то принципиальной разницы. С этим связан еще один очень важный аспект. Язычество призывает человека не столько к тому, чтобы выполнять волю богов или жить по исходящим от них законам, сколько к тому, чтобы человек сам реализовывал в себе бога, сам стал богом, взрастив в себе те качества, которые в свое время вошли в образы богов.
Можно считать, что образ того или другого божества, дошедший до нас из древности, столетиями составлялся из черточек, привносимых в него каждым, кто этому образу соответствовал. Скажем, воин, проявивший на поле боя чудеса отваги, не только раскрывал в себе перуновы черты, но и, с точки зрения последующего сказителя, становился как бы манифестацией Перуна на земле, наглядным примером того, каков есть Перун. Кстати, и лучшее служение богам состоит не столько в том, чтобы молиться им, сколько в том, чтоб у наших правнуков были свои наглядные и исторически более близкие примеры того, кто такие боги. Отсюда следует, что чтя языческих богов, человек одновременно отдает дань уважения реально жившим предкам, оставившим столь достойные эталоны поведения, но с другой стороны — чтит и себя самого, того себя, каким хочет быть. Между прочим, чтить самого себя для язычника отнюдь не зазорно — конечно, когда есть за что.
Столь приближенное к жизни понимание богов как реальных образцов для реализации здесь, на земле, органично дополняется тем фактом, что богов в языческом пантеоне — много. В самом деле, мир вокруг нас и мир внутри нас настолько многообразен, что трудно было бы сформировать образ единого бога, одновременно сочетающего в себе образцы, по которым могли бы строить себя одновременно, скажем, купец, охотник, кузнец, дружинник и живущий подальше от людей ведун. Предлагая человеку множество не похожих между собой ликов, язычество как бы говорит «люди всякие важны, люди всякие нужны».
Одним словом, если кто и падает ниц перед деревянными идолами, то только в силу своей лично психической организации, требующей непременно кому-то поклоняться, к язычеству же это никакого отношения не имеет. Славить богов язычники предпочитают познанием, творчеством, крепкой дружбой, хмельной по-весеннему пылкой любовью и любовью глубокой и спокойной, воспитанием детей и, как же без этого, удалыми игрищами.
Миф номер 4: «язычество не может ничего дать современному человеку, так как формировалось в совершенно другую историческую эпоху»
Но ведь, если бы язычество и впрямь ничего не могло дать современному человеку, разве множилось бы число его последователей? Достаточно в любой поисковой системе задать запрос по ключевым словам «Сварог», «Велес», «Навь», чтобы убедиться: если костры на капищах зажигают, значит это кому-нибудь нужно. Совсем недавно, еще два десятка лет назад молодежь зачитывалась фантастикой о роботах и космических кораблях: Лем, Азимов, Шекли, Брэдбери, Саймак, Стругацкие. Сегодня с книжных полок на нас смотрят эльфы, тролли и маги, описанные пером Н.Перумова, Г.Л.Олди, К.Еськова. Стоявший у истоков направления Толкиен писал, впрочем, в эпоху, когда фантастика была почти исключительно космической, но по-настоящему массовый интерес к его творчеству пришел гораздо позже.
Совсем на поверхности лежит один факт: славянское язычество — в первую очередь именно славянское. Для людей, выросших на сказках о Бабе Яге да о Сером Волке, данная культурная традиция изначально подходит, не требуя для восприятия какой-либо доработки в виде обширных толкований или богословских трактатов. Культурный код славянского мифа — а это и система представлений о мироздании, и система образов, в которых эта натурфилософия нашла красочное, опоэтизированное выражение, воспринимается современным русским человеком столь же естественно, как умение говорить или ходить. Если и прибегают к толкованию мифов, то это лишь «вытаскивание» имплицитно заложенных и интуитивно понятных смыслов на явный, доступный осознанию уровень.
Во-вторых, язычество создано отъявленными жизнелюбами, которым нравился этот, земной мир, и которые здесь, на земле, видели довольно проблесков красоты мироздания, чтобы воспевать их, а не уповать на одно лишь счастливое посмертие. В образах языческих богов идеализированы и персонифицированы типично человеческие черты: храбрость, стремление к творчеству, верность долгу, сексуальность; пускай они доведены в мифе до очень высокой, не встречающейся на земле степени, но ведь главное в том, что мотивы богов и героев доступны пониманию. Думается, в языческом мифе человек ищет и находит образец того, как можно вести себя в очень непростых жизненных ситуациях, которыми именно современный динамичный мир столь богат. Особенно если учесть, что богов в пантеоне множество, и у каждого есть возможность выбрать те образцы, которые лично ему ближе.
И наконец, попробуем взглянуть на эпоху, в которой живем, не из самой бурлящей ее гущи, а чуть со стороны. За двадцатый век человечество пережило два глобальных катаклизма — две войны, охватившие практически все развитые страны, в естественных науках было сделано открытий больше, чем за всю предшествующую историю человечества, а с появлением самолетов, телеграфа, затем спутникового телевидения, компьютера и Интернета уклад жизни менялся за считанные годы больше, чем предшествующим поколениям могло бы выпасть за всю жизнь. Да что тут говорить, когда даже о предшествующем столетии, которое нам ужу кажется тихим и уютным, А.Блок писал «Век девятнадцатый, железный, поистине жестокий век, тобою в мрак ночной, беззвездный беспечный брошен человек». Двадцатый век дал человеку огромные надежды, слишком многие из которых не сбылись (яблони на Марсе так и не цветут), взамен предложив такие блага, на которые и надеяться никто не мог (человекообразные роботы у фантастов 70-х нередко считают на логарифмических линейках, а идея Интернета даже Лему не пришла в голову). В целом состояние человека, ожидавшего постоянных баз на Луне, а получившего мобильную связь третьего поколения, можно охарактеризовать как некую оторопелость. Причина которой в том, что оказавшиеся в наших руках возможности входят в явное противоречие с нашей способностью и готовностью их эффективно использовать (о том, как компьютер вместо того, чтобы стать небывалым помощником при самораскрытии спящего в человеке титанического творческого потенциала, массово служит прямо противоположным целям, выше уже упоминалось).
Поэтому сейчас настал самый подходящий момент, чтобы задуматься о том, кто мы, куда идем и зачем вообще идем куда-либо. Это, в том числе, значит оглянуться на пройденный путь, свериться с ориентирами — пусть эти ориентиры вырабатывались давними предками в эпоху сохи и топора, зато использованная при этом методология выглядит вполне здравой и эффективной. Иными словами, чтобы освоить хотя бы имеющиеся, а тем более будущие достижения инженеров и ученых-естественников, нужно массово стать хоть немножко философами. А философская идея может быть выражена не только сухим академическим языком в форме трактата, но и живым, красочным языком образов.
Миф номер 5: «язычество — это жестокая, лишенная любви к человеку религия»
Не совсем так. Чего в язычестве и впрямь нет — это обязанности испытывать жалостливую любовь к любому двуногому прямоходящему без перьев просто за то, что оно есть. Вообще же, употребляя слово «любовь», легко попасть в омонимическую ловушку: в это слово разные люди вкладывают столь различный смысл, что не всегда легко понять, какая именно любовь имеется в виду в каждом конкретном случае.
Большая часть современных язычников вовсе не лишена любви к человеку, если саму эту любовь понимать так: «человек! Ты велик и подобен богам… при том, что ты человек ровно в той мере, в которой ты подобен богам и велик». Эту мировоззренческую установку можно охарактеризовать парадоксальным словосочетанием «безжалостный гуманизм»: любовь здесь выступает как восхищение тем, как человек самореализуется и воплощает собой некий высокий идеал, а отнюдь не как жалость и сострадание к несчастному. Несчастному, согласно преобладающим среди язычников воззрениям, можно просто помочь, но умиляться самим состояниям несчастья или возводить страдание в добродетель — увольте.
Это совершенно естественно, если принять во внимание, что язычество наших далеких предков формировалось как идеологический инструмент, призванный обеспечить выживание народа в отнюдь не дружественном окружении. Хочешь быть любим — заслужи этого, покажи, что достоин!
Мировоззренческие системы, которые возводят в принцип любовь ко всякому человеку как к таковому, выдают любовь как бы авансом. Язычники же предпочитают априори относиться к человеку просто доброжелательно, оставляя любовь тем немногим, кого по-настоящему хорошо узнали.
Вполне соответствует языческому взгляду на жизнь и такой принцип: «справедливость — выше милосердия». Повторим некоторые тезисы К.Крылова, превосходно раскрывшего эту тему. Вполне можно представить себе мир, в котором с полной точностью и неотвратимостью за каждое деяние сразу следует воздаяние. Такой мир мог бы быть не самым приятным для жизни, но он по крайней мере внутренне строен и непротиворечив. А вот мир, где всеобщим законом была бы любовь и милосердие ко всем, представить уже невозможно: ведь тогда любить и прощать нужно и зло, ненависть или хотя бы желание заменить основной закон этого воображаемого мира законом справедливости. Таким образом, язычники считают, что милосердие, не обладает собственной ценностью, а является производной от справедливости. Когда принцип справедливости достаточно хорошо воплощен в устройстве человеческого общежития, можно позволять себе даже и отступления от него в сторону милосердия.
А если подойти к вопросу с другой стороны, то разве не в высшей степени человеколюбива мировоззренческая система, которая подстегивает человека, призывает его развиваться, становясь вровень с богами?
1 часть http://vk.com/club65739407?w=wall-65739407_130
